Шизофрения

Отчетливо помню свое первое впечатление от столкновения с социумом журфака МГУ, где мне предстояло провести треть данной на этот момент жизни: я была такая… нормальная! Худющая, в очках и с двумя косичками. А рядом на первой лекции декана Ясена Засурского сидел… эльф. С ним даже потом в коридорах фотографировались, просили подержать меч. А еще на втором курсе единственный мальчик из нашей группы лег в психушку, взял академ, не вынес программы по античке и подступающему Средневековью. Как мы ему завидовали!

Никто тогда, понятное дело, не задумывался о том, что спустя годы молодежная шизофрения войдет в число своеобразных медийных трендов. И быть немного (или много) сумасшедшим станет красиво и привлекательно. Потому что когда ты сумасшедший, ты же — странный. Ты — не такой, как все. А что может быть круче в эпоху тотальной индивидуальности?

Читать про шизофрению — если читать настоящую научную литературу — не так уж и весело. Наблюдать болезнь вживую — тем более. Но вот романтические истории, тем более упакованные в формат набирающих популярность книжек young adult, — самое то. Когда вроде и про трагедии, но так, словно они — часть особого пути, и стоит тебе преодолеть рубеж совершеннолетия, как все изменится в лучшую сторону.

Теннисные туфли станут наконец малы, и мальчишки станут пить не вино из одуванчиков, а простое «Клинское».

Читать романы про подростковую шизофрению грустно и одновременно приятно. Словно ты расчесываешь небольшую ранку, и тебе не больно, но щекотно, потому что чешется. Заглядываешь за край нормальности и обнаруживаешь, что и там есть жизнь. Эти девочки и мальчики (но в романах странным образом почему-то намного чаще все же девочки. И в русских, и в переводных) живут в семьях, ходят в школу или в институт, общаются со сверстниками и старшими, — их никто особо не запирает в психушках, врачи прописывают таблетки с красивыми названиями, медицина делает на этом неплохие деньги (цена упаковки слабого нейролептика не ниже цены билета на кинопремьеру, а обычно выше), и трагедия их состояний привычно размывается в пейзаже.

Размазывается тонким слоем по будням. Оказывается, что шизофрения совсем не освобождает тебя от нагрузок мира. Не будет волшебной таблички на груди, как у Джейн Эйр в пансионе. От тебя никто не отстанет. Ты должен учиться, должен жить в обществе, должен соблюдать правила, по которым живет твоя семья и твои друзья.

Тебе просто намного труднее.

Но это, вообще говоря, никого не волнует.

Не могу сказать, что мы читаем такие романы для того, чтобы узнать проблемы подростков лучше, ощутить, как любят иногда писать в плохих аннотациях, «острую социальность». Нам ведь по большому счету на этих незнакомых подростков наплевать. Мы уверены, что нас это никогда не коснется, — что мы сами и наши дети абсолютно нормальны. Но вот зачем мы смотрим TLC, например, или русский его аналог ТНТ, — с этими бесконечными реалити-шоу про людей, весом больше центнера; про карликов и инвалидов, про одержимых наведением чистоты или, наоборот, заросших отходами и грязью? Про докторов, которые давят прыщи в прямом эфире и собирают сотни тысяч лайков в инстаграмме? Мы расчесываем ранки.

Мы радостно окунаемся в ненормальность, устраиваем себе сеансы правды о мире, после которых обычная ванильная действительность кажется спасением, несмотря ни на что.

Нам нравятся описания действий лекарств, которые есть в этих романах. Описания сложных состояний, — когда герой с трудом может поднять руку, чтобы поправить волосы, с трудом додумывает мысль до конца, видит и слышит то, чего нет.

Возможно, на каком-то совсем извращенном уровне мы воспринимаем все это как сказку нового века. И меньшее, что вызывают такие романы, это — сострадание героям. Скорее наоборот: мы начинаем им немного завидовать. Прямоте их мнений о мире, их воображению (плевать, что оно — эффект от таблеток и процедур), их, в конце концов, молодости и образованности (как правило, большинство героинь таких романов очень начитанные и насмотренные особы).

Нас восхищают их снобизм и ситуативная грубость. Мы ведь, как Диоген, только спустя время придумываем и оттачиваем до совершенства смелые ответы в трудных разговорах, когда уже все собеседники давно разошлись…

У Екатерины Рубинской героиня, пожалуй, «пенсионер» по меркам young adult’а: ей 17, свой выпускной она провела в санатории для умственноотсталых, и уже никогда (никогда!) у нее не случится роман с пятнадцатилетним парнем. Она учится на филолога, даже имеет педагогическую нагрузку! Родители у Алисы по определению «плохие»: они постоянно нарушают границы личной свободы девочки, заставляют ее пить лекарства (это мой организм! кричит им она), ходить к врачам, учиться.

Справляться с приступами спонтанной агрессии (ах, как прекрасна эта агрессия!).

Алиса, однако, не так проста: она легко «переваривает» Хейзингу (на котором сломало голову не одно поколение студентов, а у кого-то, — как у меня, например, — Хейзинга в новейшем подарочном издании до сих пор стоит на полке для красоты и напоминает о мазохистских радостях высшего образования).

Ей претят розовые единороги, которых так любит ее ученица, — но на самом деле Алиса сама как раз про тех же розовых единорогов.

Просто она — с «изнанки» (вспомним Stranger Things). А на «изнанке» форма приобретает новое содержание…

Романтизация шизофрении вирально воплотилась в «изнанку», сказочную «по ту сторону», куда и откуда есть дорога, а значит, можно туда не только уйти, но и вернуться оттуда.

В романе Джоанн Гринберг «Я никогда не обещала тебе сад из роз» героиня — пятнадцатилетняя Дебора — в отличие от героинь других популярных романов про подростковую шизофрению большую часть жизни проводит в больницах. Мы застаем ее на очередной «покладке» и видим картину, сильно напоминающую картину из «Пролетая над гнездом кукушки»: хорошие и плохие врачи и санитары, безумные мудрецы и жажда побега на свободу.

И, удивительное дело, — выздоровление.

Конечно, на сто процентов от шизофрении вылечиться нельзя, особенно если она не приобретенная, а врожденная (шизофрении бывают разные, да). Но можно научиться сдерживаться. Воображаемые друзья и голоса останутся, но станут тише, и ты сможешь, — правда ценой ежедневного подвига, как завязавший наркоман, с этим жить.

Жить, не привлекая внимания других.

Что меня поразило в этом романе, кроме того, что он для автора — биографический, так это то, что в Европе и Америке выписавшимся из психбольницы людям общество помогает адаптироваться и по-настоящему вернуться. Получить работу, завершить образование (кто не успел, пока лечился), — их патронируют и не относятся к ним, как к изгоям.

У нас же — отвлекаясь от эстетической критики в пользу критики этической, — ситуация обратная: человек боится встать на учет в районный неврологический диспансер, потому что это неизбежно повлияет на отношения с будущим или текущим работодателем…

Деборе эти сложности не ведомы: мало того, что семья ее полностью поддерживает и примает такой, какая она есть, — даже забирает домой из больницы на праздники, так еще и социальные механизмы работают как нужно.

Читаешь этот роман с плохо скрываемым чувством зависти к жизни героини, пусть и больной. Текст Гринберг, — возможно, из-за густой автобиографичности, — читается сложно, в нем мало фикшн, гораздо больше нон-фикшн: разговоров героини с лечащим врачом, которая и помогает Деборе «вернуться» с «изнанки». Ценность этих разговоров велика. Это наглядный путь излечения словом, — причем, ты, пока читаешь, прямо чувствуешь, какие области тьмы врач вытаскивает на свет и как именно их лечит.

И опять: в романе нет ни капли жалости к героине. Парадоксальным образом излечение приходит в точке максимальной не-жалости врача, когда Дебору как будто берут «на слабо»: ты думала, что тебе жить тяжелее всех в мире? Ты ошибалась, детка.

F20 498 ₽ Роман Анны Козловой посвящен людям, про которых не пишут, и даже стараются не говорить. Их не берут на работу, на них не женятся, от них не хотят детей. Они больны, но никто не станет собирать деньги на их лечение, потому, что их болезнь страшнее рака, безнадежнее СПИДа, позорнее сифилиса. По коду МКБ F20 — это шизофрения.

У Анны Козловой в романе «F20» — пожалуй, самой обсуждаемой в связи с премией «Национальный бестселлер» книге позапрошлого года, — целых два подростка-шизофреника в главных героях. Юля и Аня — сестры, Ане одиннадцать лет, Юля чуть постарше, младшая успела на момент нашей с ней встречи полежать в Ганнушкина, получить диагноз «параноидальная шизофрения с постепенной деструкцией личности» и научиться самостоятельно искать аналоги для лекарств, вызывающих жуткие побочки. Этот роман, пожалуй, самый беспощадный из всей моей подборки.

Не потому, что, ах, опять шизофрения у бедных маленьких девочек. А потому, что эти бедные маленькие девочки лучше взрослых осознают свое положение. Осознают четко, цинично и безжалостно. По отношению к себе самим. То есть они понимают, что голоса, видения, состояния — это та реальность, в которой им жить, и она просто так однажды не уйдет. И каким-то невероятным усилием воли обнуляют свои страхи и ожидания.

Да, все плохо и страшно. Возможно, станет еще хуже, когда произойдет гормональное созревание (в случае шизофреников это играет роль). Но жизнь дана одна и именно такая, поэтому надо ее прожить на полную катушку.

Аня и Юля, а особенно Юля, конечно (ей в романе уделено больше внимания) привлекают своим фатализмом. Вот почему только когда герой глубоко болен, он начинает жить как казалось бы должен жить настоящий герой современной прозы? Ярко, бесстрашно и с иронией.

Как будто болезнь снимает какие-то ограничения, чаще всего надуманные и не настоящие, но причиняющие вред сильнее настоящих.

В финале (да, я люблю спойлеры!) Юля своим фатализмом захватит судьбу одинокой пенсионерки, за которой в рамках программы адаптации (жалкая пародия на то, что общество предлагает своим больным за границей) ухаживает изо дня в день. Пенсионерка за короткие недели успеет наверстать все, в чем так или иначе отказывала себе всю жизнь: познать любовь и страсть и на этой высокой ноте умереть.

Потому что, как ни крути, а у всех — и у больных, и у условно здоровых и нормальных, — в итоге одно приключение в конце. И начаться оно должно со вкусом.

Осенью мы планируем издать еще один роман в тему подростковой шизофрении: «Доктор Х и его дети» Марии Ануфриевой.

Оптика автора в этом тексте смещена с подростковых проблем в сторону проблем тех взрослых, которые за подростков отвечают. А именно — лечащих врачей. Доктор Христофоров (аллюзии на святого Христофора, да-да, переносящего ребенка на плечах через опасную воду) совсем не Доктор Хаус. Он по сути своей — маленький человек, которому приходится решать большие задачи: но в нем, как в хорошем актере, нет глубины собственной личности. Есть миссия — спасать детей, заболевание которых и есть великая тягота этого мира.

В финале этого материала должна была быть какая-нибудь пафосная мысль про то, что больные шизофренией подростки имеют шанс вырасти в нормальных людей, адаптироваться в обществе, и — давайте же читать романы про таких подростков, чтобы внутри себя стать к этим ребятам добрее… Но заканчивается текст более прозаически: никогда не жалейте себя, даже если у вас в анамнезе есть эта или похожая зараза. А быть добрее можно и без книг. Хотя с книгами — веселее.

– Мне очень жаль. – Хотя Рикс сказал это как можно тише, он услышал хрип Уолена. Рикс вздрогнул и сжал кулаки.

– Говори тише, черт побери! О Боже… моя голова…

Риксу показалось, что он слышит, как отец плачет, но это могли быть и ругательства. Рикс зажмурился, его нервы были на пределе.

Прошла минута или две прежде чем Уолен снова заговорил.

– Ты и не думал навещать меня здесь время от времени. Что-нибудь не так? Или у тебя есть какие-то другие дела?

Неужели старик знает, что он задумал? – недоумевал Рикс. Нет, конечно же, нет! Не нужно паранойи.

– Я… думал, что тебе нужен покой. – Он прошептал это так тихо, что сам едва расслышал.

На этот раз без сомнений раздался короткий грубый смешок Уолена.

– Покой, – повторил он. – Хорошо сказано! Да, мне нужен покой! И я действительно скоро упокоюсь! – Он замолчал, чтобы выровнять дыхание, и когда он снова заговорил, его голос был таким жалобным, какого Рикс у него никогда не слышал. – Я почти готов умереть, Рикс. Это больше не мой мир. Я устал… я так устал.

Рикс был захвачен врасплох. Возможно, мысли о смерти в конце концов подточили Уолена, но он выглядел совершенно иначе, чем несколько дней назад, когда Рикс к нему заходил.

– Как Маргарет? – спросил Уолен. – Как она справляется?

– Неплохо.

– Я слышал, как вечером ругались Бун с Паддинг. Хотя сейчас это занимает меня менее всего. А Кэт? Каково твое суждение о ней?

Суждение, подумал Рикс. Странное он подобрал слово.

– С ней все в порядке.

– А ты? Как насчет тебя?

– У меня все нормально.

– Да. – К Уолену снова вернулся сарказм. – В этом я не сомневаюсь. Черт бы подрал этот ветер! Послушай только эти завывания! Ты что-нибудь слышишь?

– Нет.

– Тогда наслаждайся тишиной, пока можешь, – горько сказал Уолен. По трубкам под кроватью Уолена забулькала жидкость, и он издал тихий стон.

Глаза Рикса снова привыкли к темноте. Он увидел очертания скелета, лежащего на кровати. На подушке, рядом с головой Уолена, лежала черная трость. Тонкая рука Уолена была вытянута и сжимала трость так, будто ее у него отбирали.

– Над чем ты работал в библиотеке перед тем, как заболел? – спросил Рикс. Вопрос вырвался у него непроизвольно.

Уолен долго молчал, а затем сказал:

– Заболел? Заболел? Хотел бы я заболеть. Болезнь можно вылечить. О, видел бы ты лицо этого чертового доктора, когда он приходил в последний раз! Он стал бледным как рыбье брюхо и все время склонялся надо мной с маленьким фонариком, чтобы пощупать пульс, померить температуру и для прочих дурацких процедур! Он хочет, чтобы я лег в больницу. – Отец хрипло хрюкнул. – Можешь ли ты это себе представить? Вокруг кишат репортеры! Дни и ночи напролет меня беспокоят врачи и сестры! Я сказал ему, что он спятил.

Рикс кивнул. Уолен намеренно обошел вопрос, и он решил начать атаку с другой стороны.

– Я был в библиотеке, – спокойно сказал он. – Я попросил у Эдвина ключ, так как хотел что-нибудь почитать. И нашел там одну книгу. Книгу детских стишков. Она была посвящена Симмсу Эшеру. – Он обманом проник в пещеру льва теперь ждал ответа.

Уолен молчал.

Рикс не отступал.

– Сегодня я гулял с Кэт возле кладбища и нашел могилу Симмса. Почему ты скрывал, что у тебя был младший брат?

Уолен по-прежнему не отвечал.

– Что с ним случилось? Почему он умер? – Ему было любопытно, совпадут ли рассказы Уолена и Уилера Дунстана.

– И что ты там делал? – в конце концов спросил Уолен. – Изничтожал библиотеку?

– Нет. Я думал, ты не будешь возражать, если я зайду туда.

– Еще как буду! Эдвин свалял дурака, что позволил тебе туда войти, не спросив прежде меня!

– Почему? Ты пытаешься что-то скрыть?

– Те документы там… очень хрупкие. Я не хочу, чтобы их ворошили. Перед тем как я «заболел», как ты выразился, я просматривал некоторые документы для делового проекта.

Рикс нахмурился, озадаченный.

– Что общего могут иметь семейные документы с проектом для «Эшер армаментс»?

– Тебя это не касается. Но раз уж ты спросил о Симмсе, я тебе расскажу. Я не хочу ничего скрывать. Да, у меня был младший брат Симмс. Он был слабоумным и умер ребенком. Вот и все.

– От чего он умер? От врожденной болезни?

– Да. Нет… подожди. Это как-то связано с лесом. Я давно не вспоминал Симмса, и мне трудно восстановить события. Симмс умер в лесу. Он был убит зверем. Да, точно, так и есть. Симмс бродил по лесу и его убил дикий зверь.

– Какой именно зверь?

– Я не знаю. Это было очень давно. Какое сейчас это имеет значение?

Действительно, какое, подумал Рикс и сказал:

– Полагаю, что никакого.

– Симмс был слабоумным, – повторил Уолен. – Ему нравилось ловить бабочек, но он ни черта не мог поймать. Я помню… когда в Лоджию принесли то, что от него осталось, я видел тело, пока отец меня прогнал. В руке Симмс сжимал цветы. Желтые одуванчики. Он собирал цветы, когда на него прыгнул зверь. Я помню, как сильно плакала мать. Отец заперся в своем кабинете. Да… это было очень давно.

Рикс был разочарован. Ничего таинственного в Симмсе не оказалось. Было ясно, что Уолен никогда не упоминал Симмса потому, что никогда не считал его человеком – брат был для него дурачком, который собирал цветы, когда его убили.

– Я вызвал тебя сюда, – сказал Уолен, – потому что я хочу через тебя сообщить кое-что семье. За завтраком ты поставишь их в известность, что отныне в доме больше не будет гореть электрический свет. Все использование электричества должно быть урезано насколько возможно. Я не могу контролировать шум ветра, стук сердца или этих проклятых крыс, которые скребутся в стенах, но иногда я слышу, как электрический ток бежит по проводам. Сегодня это случилось дважды. Этот звук словно бы скребет мои кости. Ты понял?

– Я думаю, им это не понравится.

– Мне все равно, что им нравится, а что нет! – прошипел Уолен. – Пока я жив, я все еще хозяин дома. Ты понял?

– Да, – ответил Рикс.

– Хорошо. Тогда исполняй. Теперь можешь идти.

Чувствуя себя как уволенный слуга, Рикс начал искать в темноте дорогу к двери. Но затем остановился и снова повернулся к Уолену.

– В чем дело?

– Я окажу тебе эту услугу, если ты окажешь услугу мне. Я бы хотел узнать об агентстве Буна.

– О его агентстве? А что такое?

– Это-то я и хочу знать. Ты вкладываешь в него деньги. Что делает это агентство?

В Википедии есть страница «шизофрения».

Русский

Морфологические и синтаксические свойства

падеж	ед. ч.	мн. ч.
Им.	шизофрени́я	шизофрени́и
Р.	шизофрени́и	шизофрени́й
Д.	шизофрени́и	шизофрени́ям
В.	шизофрени́ю	шизофрени́и
Тв.	шизофрени́ей шизофрени́ею	шизофрени́ями
Пр.	шизофрени́и	шизофрени́ях

ши-зо-фре-ни́·я

Существительное, неодушевлённое, женский род, 1-е склонение (тип склонения 7a по классификации А. А. Зализняка).

Корень: -шизофрен-; суффикс: -иj; окончание: -я .

Произношение

• МФА:

Семантические свойства

Значение

1. психиатр. хроническое психическое расстройство (или группа расстройств), характеризующаяся сочетанием специфических изменений личности в виде снижения активности и аутизма, снижения эмоциональной выразительности, утраты единства (расщепления) психических процессов с разнообразными психопатологическими симптомами (такими как бред, галлюцинации) ◆ При дальнейшей разработке учения о раннем слабоумии, в которой деятельное участие принимали русские психиатры, выяснилось, что наиболее существенным признаком, который имел в виду Крепелин, является не слабоумие как таковое, а своеобразное изменение всей психики, которое Штранский определял как интрапсихическую атаксию, а Блейлер — как расщепление психики, откуда и получилось новое название, ставшее общеупотребительным — шизофрения или схизофрения (греч. раздвояю, расщепляю). В. А. Гиляровский, «Психиатрия», 1935 г. (цитата из Национального корпуса русского языка, см. Список литературы)◆ После работы E. Bleuler (1911) общепринятым стало название «шизофрения», хотя сам автор настаивал на понятии «группа шизофрений». Под ред. Т. Б. Дмитриевой, В. Н. Краснова, Н. Г. Незнанова, В. Я. Семке, А. С. Тиганова, «Психиатрия: национальное руководство», 2011 г. (цитата из библиотеки Google Книги)
2. эррат. раздвоение личности ◆ Отсутствует пример употребления (см. рекомендации).
3. перен. ◆ Отсутствует пример употребления (см. рекомендации).

Синонимы

1. устар.: деменция прекокс, раннее слабоумие, схизофрения

Антонимы

1. —

Гиперонимы

1. болезнь

Гипонимы

Родственные слова

Список всех слов с корнем «шиз-»
существительные: шиза, шизик; шизобулия, шизоид, шизоидия, шизоидность, шизокарность, шизомания, шизоневроз, шизонойя, шизопараграфия, шизопаралексия, шизопатия, шизотимик, шизотимия, шизофазия, шизофрения прилагательные: шизанутый, шизоаффективный, шизоидный, шизокарный, шизотимический, шизотипальный, шизотипический, шизотипный, шизофренический, шизофренный, шизофреногенный, шизофреноподобный, шизофреноформный глаголы: шизовать; зашизовать наречия: шизануто, шизофренически

Этимология

Фразеологизмы и устойчивые сочетания

• параноидальная шизофрения
  • параноидная шизофрения

Перевод

Список переводов

• Азербайджанскийaz: şizofreniya
• Албанскийsq: skizofrenia ж.
• Амхарскийam: አኩሶዞረንያ (ʾäkusozoränya)
• Английскийen: schizophrenia
• Арабскийar: فصام
• Арагонскийan: esquizofrenia ж.
• Армянскийhy: շիզոֆրենիա (šizofrenia)
• Астурийскийast: esquizofrenia ж.
• Африкаансaf: skisofrenie
• Баскскийeu: eskizofrenia
• Башкирскийba: шизофрения
• Белорусскийbe: шызафрэнія ж.
• Бенгальскийbn: স্কিটসোফ্রিনিয়া (śkiṭśophriniya)
• Бирманскийmy: စိတ်ကစဉ့်ကလျားရောဂါ (citka.cany.ka.lya:rau:ga)
• Болгарскийbg: шизофрения ж.
• Боснийскийbs: shizofrenija
• Варайскийwar: eskisofrenya
• Венгерскийhu: skizofrénia; tudathasadás
• Вепсскийvep: šizofrenii
• Вьетнамскийvi: tâm thần phân liệt
• Галисийскийgl: esquizofrenia ж.
• Гренландскийkl: skizofrenii
• Греческийel: σχιζοφρένεια ж., σχιζοφρενία ж.
• Грузинскийka: შიზოფრენია (šizoprenia)
• Гуджаратиgu: સ્કિઝોફ્રેનિઆ (skijhophreniā)
• Гэльскийgd: sgoltadh-inntinn м., dà-urrachas м., sgiotsoifrinia
• Датскийda: skizofreni
• Зулуzu: bayasangana
• Ивритhe: סכיזופרניה (skizofrenya) ж.
• Идишyi: סכיזאָפֿרעניע ж.; שיזאָפֿרעניע
• Идоиio: skizofrenio
• Индонезийскийid: skizofrenia
• Интерлингваиia: schizophrenia
• Ирландскийga: scitsifréine
• Исландскийis: geðklofi м.
• Испанскийes: esquizofrenia
• Итальянскийit: schizofrenia
• Йорубаyo: rudurudu ti ọpọlọ
• Казахскийkk: шизофрения
• Каннадаkn: ಸ್ಕಿಝೋಫ್ರೇನಿಯ (skijhōphrēniya)
• Каталанскийca: esquizofrènia ж.
• Кечуаqu: waq’akay
• Киргизскийky: шизофрения
• Китайскийzh: 精神分裂症 (jīngshénfēnlièzhèng)
• Китайский (традиц.): 精神分裂症 (jīngshénfēnlièzhèng), 思覺失調症 (sījuéshītiáozhèng)
• Китайский (упрощ.): 精神分裂症 (jīngshénfēnlièzhèng), 思觉失调症 (sījuéshītiáozhèng)
• Китайскийnan (южноминьский): chêng-sîn-hun-lia̍t
• Корейскийko: 정신분열병 (jeongsin bun-yeol jeung)
• Кумыкскийkum: шизофрения
• Курдскийku: şîzofrenî
• Курдскийckb (сорани): شیزۆفرێنیا (şîzofrêniya‎‎)
• Латышскийlv: šizofrēnija ж.
• Литовскийlt: schizofrenija ж.
• Македонскийmk: шизофренија ж.
• Малайскийms: skizofrenia
• Малаяламml: സ്കിസോഫ്രീനിയ (skisōphrīniya)
• Мальтийскийmt: skizofrenija, iskiżofrenja
• Маратхиmr: छिन्‍नमनस्कता (chin‍namnaskatā)
• Навахоnv: bił áhátʼį́įgo tsʼindídááh
• Немецкийde: Schizophrenie ж.
• Нидерландскийnl: schizofrenie
• Норвежскийno: schizofreni
• Норвежскийnn (нюнорск): schizofreni
• Орияor: ସିଜୋଫ୍ରେନିଆ (sijophrenia)
• Персидскийfa: روان‌گسیختگی (ravan‌gsikhtgi), اسکیزوفرنی‎ (eskizoferni), شیزوفرنی‎ (šizoferni)
• Польскийpl: schizofrenia ж.
• Португальскийpt: esquizofrenia ж.
• Румынскийro: schizofrenie ж.
• Сербскийsr (кир.): схизофренија ж.
• Сербскийsr (лат.): shizofrenija ж.
• Сингальскийsi: හින්නෝන්මාදය (hinnōnmādaya), ශිශ්රෝපනය (śiśrōpanaya)
• Синдхиsd: اسڪيزوفرنيا (askezofrnyaa), شيزوروفيا (shezorofyaa)
• Сицилийскийscn: schizzufrinìa ж.
• Словацкийsk: schizofrénia
• Словенскийsl: shizofrenija
• Сомалийскийso: iskiitsofiriiniya
• Суахилиsw: skizofrenia
• Тагальскийtl: eskisoprenya
• Таджикскийtg: маҷзубият
• Тайскийth: โรคจิตเภท (rook-jit-dta-payt)
• Тамильскийta: மனப்பித்து (manappiththu)
• Татарскийtt: шизофрения
• Телугуte: స్కిజోఫ్రీనియా (skijōphrīniyā)
• Турецкийtr: şizofreni
• Туркменскийtk: şizofreniýa
• Украинскийuk: шизофренія
• Урдуur: انفصام‎ (infiṣāmu), شیزوفرینیا‎ (šizoferanā‎‎)
• Финскийfi: skitsofrenia, jakomielisyys, jakomielitauti
• Французскийfr: schizophrénie ж.
• Хиндиhi: मनोविदलता (manovidaltā) ж.
• Хорватскийhr: shizofrenija
• Чешскийcs: schizofrenie ж.
• Шведскийsv: schizofreni
• Эсперантоиeo: skizofrenio
• Эстонскийet: skisofreenia
• Юэyue: 精神分裂症 (zing¹ san⁴ fan⁶ lit⁶ zing³)
• Яванскийjv: skizofrénia
• Японскийja: 精神分裂症 ‎(せいしんぶんれつしょう, сэисимбунрэцусё̄), 精神分裂病 (せいしんぶんれつびょう, сэисимбунрэцубё̄), 統合失調症 (とうごうしっちょうしょう, тогоситтё̄сё̄)

Библиография

Башкирский

шизофрения

Существительное.

Корень: —.

1. психиатр. шизофрения (аналогично русскому слову) ◆ Отсутствует пример употребления (см. рекомендации).

1. —

Ближайшее родство

Для улучшения этой статьи желательно: Добавить описание морфемного состава с помощью {{морфо}} Добавить транскрипцию в секцию «Произношение» с помощью {{transcriptions}} Добавить пример словоупотребления для значения с помощью {{пример}} Добавить синонимы в секцию «Семантические свойства» Добавить гиперонимы в секцию «Семантические свойства»

Татарский

шизофрения

Существительное.

Корень: —.

1. психиатр. шизофрения (аналогично русскому слову) ◆ Отсутствует пример употребления (см. рекомендации).

1. —

Ближайшее родство

Для улучшения этой статьи желательно: Добавить описание морфемного состава с помощью {{морфо}} Добавить транскрипцию в секцию «Произношение» с помощью {{transcriptions}} Добавить пример словоупотребления для значения с помощью {{пример}} Добавить синонимы в секцию «Семантические свойства» Добавить гиперонимы в секцию «Семантические свойства»

Элеанор Лонгден впервые услышала голос, когда была студенткой. Голос спокойно и терпеливо описывал всё, что она делала: «она выходит из библиотеки», «она отправляется на лекцию», «она открывает дверь». Когда она злилась и вынуждена была скрывать свои чувства, голос становился раздраженным, но в остальном почти ее не беспокоил.

По совету подруги Элеанор всё-таки решила пойти к психиатру. Ее положили в клинику, диагностировали шизофрению и выписали антипсихотические препараты. Но это не помогло ей избавиться от галлюцинаций — наоборот, голосов стало больше, и они звучали всё более враждебно. Постепенно Элеанор стала делать то, чего врачи ей делать не советовали: стала обращать внимание на содержание голосов и пытаться расшифровать их смысл. Она начала с ними общаться: если голоса приказывали ей не выходить из дома, она благодарила их за напоминание, что не чувствует себя в безопасности, а затем заверяла, что бояться нечего.

Позднее она пришла к выводу, что каждый голос символизирует потерянную и отвергнутую часть ее собственной личности — воспоминания о детских травмах и насилии, чувство гнева, вины и стыда: «Голоса пришли на смену этой боли, превратили её в слова».

Когда она научилась работать с этими эмоциями, голоса стали утихать. Хотя они так и не исчезли до конца, Элеанор прекратила принимать медикаменты и смогла вернуться к нормальной жизни.



Галлюцинации здорового человека

В традиционной биомедицинской модели галлюцинации — ничего не значащий симптом, признак генетических аномалий и нарушенного баланса нейротрансмиттеров. Голоса нужно игнорировать и заглушать. Пытаться обсуждать их с пациентом — значит подталкивать его к бредовым рассуждениям и еще сильнее отрывать от реальности. Несмотря на огромные усилия и годы исследований, эта модель не смогла объяснить, как возникают такие галлюцинации, и предложить действенные методы лечения.

В психиатрических клиниках галлюцинации обычно снимают с помощью антипсихотиков — веществ, которые блокируют рецепторы дофамина в мозге. Но этот метод помогает далеко не всем. До 30 % людей с шизофренией слышат голоса даже на сильных дозах антипсихотических препаратов. Психиатры признают, что голоса в голове могут появиться по самым разным причинам. Они встречаются не только при шизофрении, но и при биполярном расстройстве, тяжелой депрессии, посттравматическом синдроме, а также у абсолютно здоровых людей.

Если вы слышите голоса, это еще не обязательно значит, что вы спятили.

По разным оценкам, от 5 % до 15 % людей слышат звучащие из ниоткуда голоса в какой-то момент своей жизни — обычно в ситуации сильного стресса или утраты. Подавляющее большинство из них не имеют психиатрического диагноза. У здоровых людей галлюцинации чаще состоят из одного-двух слов — например, недавно умерший супруг может вдруг позвать вас по имени из соседней комнаты. У детей галлюцинации вообще случаются повсеместно — похоже, это нормальная часть человеческого взросления.

Некоторые люди слышат голоса почти каждый день, но при этом не испытывают других психиатрических проблем. Люди с шизофренией чаще сталкиваются с враждебными голосами: они угрожают, призывают к насилию, осыпают уничижительными комментариями и подталкивают к самоубийству.

Людям без клинического диагноза голоса, напротив, обычно дают поддержку и утешение. Они советуют не опоздать на поезд, подсказывают решение сложной задачи или предупреждают об опасном повороте на дороге.

Исследователи из Йельского университета изучили группу медиумов — людей, которые утверждают, что обладают сверхъестественными способностями: читать мысли на расстоянии или передавать сообщения от духов. Ученые провели психиатрическую экспертизу и убедились, что эти люди действительно слышат посторонние голоса, но при этом не соответствуют другим критериям шизофрении. Не считая галлюцинаций и немного странных идей, они абсолютно здоровы.

Оказывается, отношения с голосами очень сильно зависят от наших собственных ожиданий и представлений. Ученые из Стэнфорда обнаружили, что шизофреники из Ганы и Индии чаще воспринимают слуховые галлюцинации в позитивном ключе: они слышат родственников или богов, которые дают советы, журят или дают распоряжения по домашней работе. А вот среди американских участников никто не сообщил о положительном впечатлении от галлюцинаций — голоса чаще происходили из неизвестного источника, оскорбляли и унижали, велели покончить с собой или причинить вред другим людям.

Если шизофрения — всего лишь биологическое заболевание, откуда такая разница? Антрополог Таня Лурман предполагает, что всё дело в наших представлениях о границах своего «я».

В западной культуре каждый человек обладает изолированной, отдельной идентичностью, и любое посягательство на эту территорию воспринимается как враждебное вторжение. А в более коллективистских культурах «я» определяется через отношения с людьми и другими существами.

Голоса воспринимаются как еще один вариант этих отношений и поэтому не представляют большой опасности.

«Исторические и культурные условия сильно влияют на то, как переживаются психические страдания», — указывает Лурман. Психиатрические расстройства, несомненно, являются «реальными» явлениями, которые требуют лечения. Но то, как мы к ним относимся, может повлиять на само развитие заболевания. Не все шизофреники смогли бы стать шаманами, если бы родились в Амазонии. Но даже западным людям голоса действительно могут сообщить что-то важное.

Движение за признание голосов

В 1987 году голландский психиатр Мариус Ромм работал с пациенткой по имени Пэтси Хейдж, которая слышала враждебные голоса. Сначала Ромм отказывался обсуждать с ней содержание галлюцинаций — как и большинство психиатров, он считал, что это сделает их лишь сильнее. Но Хейдж настаивала, что голоса — это не просто симптом болезни, что они что-то означают. Вместе они обнаружили, что самый главный голос напоминал Хейдж голос ее матери. Они пришли к выводу, что галлюцинации были связаны со строгим воспитанием и неспособностью выражать свои эмоции. После этого девушка начала поправляться.

Вскоре Ромм и Хейдж провели на голландском телевидении передачу, посвященную слуховым галлюцинациям.

Более 450 человек позвонили в студию, чтобы рассказать о своем опыте жизни с голосами. Так появилось движение Hearing Voices — международная сеть терапевтических групп, участники которых отстаивают альтернативный подход к слуховым галлюцинациям.

Они считают, что голоса нужно не отвергать и подавлять, а слушать, принимать и пытаться выстроить с ними доброжелательные отношения.



Это сильно расходится с традиционной медицинской моделью, в которой человек, разговаривающий со своими голосами, — эталон психа. Несмотря на почти радикальную направленность, движение получило поддержку среди многих психологов и психиатров по всему миру. Отделения Hearing Voices существуют в более 35 стран, включая Великобританию, Францию, Канаду и США.

Элеанор Лонгден после выздоровления сама стала психиатром и известным активистом движения за признание голосов. Она считает свои галлюцинации не случайным симптомом болезни, а источником понимания сложных эмоциональных проблем.

Главный вопрос психиатрии, по ее мнению, — не что с вами не так, а что с вами произошло. Голоса нужно воспринимать как забытую и отвергнутую часть своей личности. Узнавать больше о своих голосах — значит больше узнавать о самом себе.

Современные исследования показывают, что психологическая травма и галлюцинации связаны между собой сильнее, чем курение и рак легких. У тех, кто несколько раз в жизни пережил сексуальное насилие и другой травматический опыт, вероятность развития психоза увеличивается более чем в 50 раз. Галлюцинации при шизофрении и посттравматическом расстройстве могут быть одинаковыми, поэтому психиатры часто ошибаются с диагнозом. Вместо психотерапии они назначают антипсихотики, которые в этих случаях почти бесполезны.

Противоположная стратегия, которую предлагает Hearing Voices — слушать голоса и воспринимать даже самые злобные из них как часть самого себя, — многим действительно помогает вернуть психическое равновесие. Участники организации часто рассказывают одну и ту же историю: сначала голоса были враждебными и вгоняли меня в ужас, но как только я решил с ними взаимодействовать, они стали более управляемыми, иногда даже полезными. Например, они советуют вовремя ложиться спать или питаться здоровой едой. Голос становится своего рода воображаемым другом, который всегда рядом.

Но у этого движения есть и немало критиков. Некоторые из них считают, что активисты отвергают научные знания, преуменьшая значимость исследований психиатров-ученых.

Другие опасаются, что терапевтические группы подталкивают людей к отказу от приема медикаментов. Они утверждают, что движение привлекает слишком много внимания к принятию голосов, вместо того чтобы решать проблему, которая их спровоцировала.

Главная цель активистов — устранить стигму, связанную с психиатрическими заболеваниями. Они хотят создать будущее, в котором любой человек сможет идти по улице, разговаривать со своими голосами, и при этом никто не сочтет его ненормальным.

Раньше гомосексуальность тоже считалась болезнью, но теперь мы знаем, что всё дело в общественных установках и стереотипах. Голоса не всегда приводят к страданию и агрессии: многие люди могут научиться жить со своими голосами и не причинять никому вреда. «Слышать голоса — это естественная, хоть и необычная вариация человеческого опыта», — сказано в манифесте организации. Странно, но теперь многие психологи и психиатры почти готовы с этим согласиться.

Смерть шизофрении

Идея о том, что шизофрения — отдельное заболевание с четким набором симптомов, давно подвергается критике. Биомедицина пока не смогла ни объяснить, как возникает это заболевание, ни предложить адекватные методы лечения. Несмотря на многообещающие заявления и новые лекарства, количество людей, которым становится лучше, не увеличивается со временем. Многие психиатры начинают предполагать, что сама концепция шизофрении — это часть проблемы.

Слуховые галлюцинации, видения и другие необычные опыты встречаются у многих людей и необязательно свидетельствуют о скрытой патологии. Примерно 75 % людей, которые слышали голоса один или несколько раз в жизни, психически здоровы.

Лишь у 20 % людей с потенциальными признаками психоза развивается полноценное психотическое расстройство. Это привело многих исследователей к выводу, что шизофрения — крайняя часть спектра, на котором находятся другие состояния, которые нуждаются в разных методах лечения.

А иногда, возможно, не нуждаются в нем вообще.

Профессор психиатрии Маастрихтского университета Джим ван Ос предложил отменить термин «шизофрения», а вместо него ввести концепцию расстройств психотического спектра. Исследования шизофрении можно сравнить с рассматриванием разных частей слона в увеличительное стекло: у нас есть убедительные работы о хвосте, туловище и ушах, но нет четкой картины всего животного. Но этого слона, вероятно, просто не существует. Нужно оставить попытки найти единственную причину заболевания и изучать всё многообразие его проявлений.

Важная часть проблемы заключается в том, что шизофрению часто описывают как неизлечимую хроническую болезнь головного мозга. Пациентам некоторые врачи говорят, что уж лучше бы они заболели раком — тогда у них была бы хоть какая-то надежда на выздоровление.

Из-за этих стереотипов люди, которые начинают слышать голоса, сразу же приходят к выводу, что они обречены. Диагноз срабатывает как самоисполняющееся пророчество — усиливает тревогу и ведет к ухудшению симптомов.

Психиатры надеются, что концепция психотического спектра может помочь разработать новые методики лечения. Во-первых, станет легче определить, кто находится в зоне наибольшего риска. Во-вторых, всем будет понятно, что для разных состояний нужно применять совершенно разные терапевтические подходы, а не предлагать всем ударные дозы антипсихотиков.



Для людей, которые слышат неприятные голоса, недавно появилась многообещающая методика — аватар-терапия.

Пациента сажают перед монитором, где создает виртуальный аватар с лицом и голосом, который больше всего напоминает источник враждебных звуков. С помощью этого аватара человек постепенно учится управлять слуховыми галлюцинациями и делать их более терпимыми. Клинические испытания показали, что этот метод работает даже эффективнее, чем сеансы с психотерапевтом.

Большинство психиатров всё еще считают голоса в голове симптомом скрытой патологии. Но по-настоящему объявить их признаком болезни можно только в том случае, если голоса действительно причиняют человеку страдания и вред. От этого критерия пока никто не собирается отказываться.

Мы живем в эпоху постшизофрении, считает психиатр из Тринити-колледжа Саймон Маккарти Джонс: «И что бы ни возникло из пепла этой устаревшей концепции, в первую очередь оно должно помогать людям».